Одного поля ягоды Лица июль-август 2005 г. Текст Татьяна Секридова Фотографии ТРУДНО СКАЗАТЬ, ПОВЕЗЛО АЛЕКСАНДРУ ЛАЗАРЕВУ-МЛАДШЕМУ ИЛИ НЕТ, НО НИ ОДНА ПУБЛИКАЦИЯ О НЕМ НЕ ОБХОДИТСЯ БЕЗ УПОМИНАНИЯ ИМЕНИТЫХ РОДИТЕЛЕЙ – АЛЕКСАНДРА ЛАЗАРЕВА-СТАРШЕГО И СВЕТЛАНЫ НЕМОЛЯЕВОЙ. ОДНИ УТВЕРЖДАЮТ, ЧТО АЛЕКСАНДР ПОХОЖ НА МАМУ, ДРУГИЕ – ЧТО ОН ВЫЛИТЫЙ ЛАЗАРЕВ-СТАРШИЙ… ГЛАВНОЕ, ПОЖАЛУЙ, ЧТО НИ СЫНА, НИ ОТЦА ЭТО УЖЕ НИСКОЛЬКО НЕ СМУЩАЕТ, ПОСКОЛЬКУ КАЖДЫЙ ЗАНИМАЕТСЯ СВОИМ ДЕЛОМ И УМЕЕТ ДЕЛАТЬ ЕГО ХОРОШО.  – Александр Сергеевич, вы с сыном живете в разных домах, играете в разных театрах. Интересно, насколько вы в курсе того, что происходит в его творческой жизни?  – По-моему, я в курсе. В «Ленкоме», пока не вернулся в строй Николай Караченцов, Шура играет Меньшикова в спектакле «Шут Балакирев», раньше в этом же спектакле у него была роль Виллима Монса. Шли разговоры о том, чтобы он сыграл еще и в «Юноне и Авось», но и пока Шура счел это невозможным. Мы с женой очень хотели бы видеть его в этой роли, потому что, как нам кажется, она ему очень подходит. В кинематографе у сына сейчас тоже достаточно много работы. Ждет выхода четырехсерийная картина режиссера Ильи Макарова о военных летчиках-испытателях. Закончена работа в фильме Юлия Гусмана «Парк советского периода». Снимается Шура и у Светланы Дружининой в «Тайнах дворцовых переворотов»… А еще он рассказывал, что собирается сниматься у Пичула и у Криштофовича в Киеве. Так что в кино он сейчас очень востребован и это не может не радовать…  – Сын советуется с вами, когда получает какие-то творческие предложения?  – Всегда просит меня прочитать сценарий, который ему предлагают. Но я постоянно говорю, чтобы снимался, пока может. И уж тем более, если роль хорошая. Когда он работает над ролью в кино, трудно что-то подсказывать, ведь на съемочной площадке так: снято – и что-то исправить уже очень трудно. А вот что касается театра, здесь мне удается давать ему какие-то советы. Он к ним прислушивается и использует в следующих спектаклях.  – Вы строгий критик?  – Думаю, нормальный. Я ни в коей мере не обольщаюсь по поводу своего сына. Хотя очень его люблю и считаю очень талантливым. При этом я могу совершенно объективно оценить, что сделано замечательно, а что неплохо, но можно было лучше…  – Александр не боится приглашать вас на свои премьеры?  – Нет, не боится. Хотя может сказать, чтобы я не приходил на первый спектакль, а посмотрел эту работу чуть позже. Но я нутром чувствую, что ему, конечно, хочется, чтобы я пришел. Оценил, что-то посоветовал…  – Себя в сыне узнаете?  – У нас очень похожи голоса. Раньше, когда Шуре звонили девчонки, я брал трубку и немножко дурачился, разыгрывал их. Иногда, глядя на фотографии, я на полном серьезе не могу понять, кто на них: я в молодости или Шурка?  – А по характеру вы похожи?  – Не так, как внешне. К ценностям, таким как семья, работа относимся одинаково. Но я помню многие обиды, которые пережил, а Шурка – нет…  – Какие из ваших ролей Александр любит больше всего?  – Ему очень нравится моя работа в «Братьях Карамазовых». А еще спектакль «Кин IV», где я вот уже десять лет играю великого английского актера XIX века Эдмонда Кина. Мне уже настолько тяжело справляться с ролью, что играем этот спектакль всего один раз в месяц. В театре уже неоднократно говорили, что иногда можно было бы вводить в спектакль вместо меня сына. И я говорил: «Шурик, сыграй – это твоя роль! Я уже в два раза перерос своего героя». Он же настроен категорически: «Нет, после тебя, отец, играть ничего не буду!» Хотя я точно знаю, что ему роль и спектакль очень нравятся.  – Помните, в каком возрасте сын стал проявлять склонность к актерской профессии?  – Да рано. Он ведь дневал и ночевал у нас в театре, в школе учился по соседству и уроки делал в гримерке мамы. Уже в 12 лет он вышел на сцену в спектакле…  – То есть от профессии вы его не отговаривали?  – Не только не отговаривал, но и в классе 9–10-м начал с ним немножко заниматься. И к экзаменам мы вместе готовили отрывок из «Тихого Дона» – «Смерть Петра». Он читал его так, что у меня не было никаких сомнений в том, что он поступит: это была настоящая трагическая миниатюра.  – Я слышала, у вашего сына было желание сменить фамилию. Как вы к этому отнеслись?  – Вообще-то это была наша идея, точнее, родительская дурь. Валя Талызина как-то в разговоре обронила: мол, Шурка собирается стать актером и будет у нас два Александра Лазаревых… На что Света сказала: «Да господи, пусть псевдоним возьмет!..» И мы придумали ему красивый псевдоним – Трубецкой. Под этой фамилией он снимался в маленьком эпизоде в телевизионном фильме «Не сошлись характерами», где я играл главную мужскую роль в дуэте с Ирой Мирошниченко, и в картине «Село Степанчиково и его обитатели». Ну а потом мы с женой решили, что все это ерунда, и стал Шурка работать как Александр Лазарев-младший.  – И как вы считаете, помогала ему фамилия?  – Думаю, что она и не могла ему помешать. Хотя самостоятельность в Шуре стала проявляться очень рано. Причем чем бы он ни занимался, всегда говорил: «Я хочу через все пройти сам!»  В этом плане великая нация – англичане: они предпочитают учиться не на собственных ошибках, а на ошибках других. Шура же заявлял нам, что должен пройти Афган, когда пришло время служить в армии. И нам с матерью стоило немалого труда объяснить ему, что, оказавшись там, он уже может никогда не стать актером…  – У меня сложилось впечатление, что в вашей семье никогда не бывает ссор и конфликтов…  – Да ну что вы! Мы же нормальные люди, сделанные из мяса, костей и человеческих нервов. А артисты вообще люди с подвижной психикой. И перепады настроений у нас бывают, и конфликт «отцов и детей» нам знаком. Просто мы бесконечно любим друг друга, и эта любовь помогает нам преодолевать любые разногласия. Шурка вообще очень вспыльчив, но отходит моментально. Он очень совестливый, принципиальный, по-прежнему несколько наивный и очень верящий в какие-то ситуации, в которые давно пора бы перестать верить. Очень любит друзей, они для него – просто воздух… Самое страшное наказание для него, если мы с матерью не разговариваем с ним, ну, максимум двое суток.  – Неужели ремень никогда в ход не пускали?  – Может быть, когда он был маленьким… Во всяком случае, подзатыльники он точно получал. Но это были эмоциональные порывы, а не методичная порка, как в той же Англии.  – Ну, он обиды наверняка не помнит…  – Еще как помнит! Иногда говорит, что у него было спартанское детство. На что я обычно возмущаюсь: «Это у тебя-то, засранец, было спартанское детство?! Ездил отдыхать на лучшие актерские курорты вместе с родителями, в лучшие оздоровительные лагеря, на все гастроли!..» Помню, мы были в Днепропетровске на гастролях, а он в это время в детском оздоровительном лагере в Евпатории. Так мы на один день, в выходной, пилили на поезде несколько часов туда и обратно, только чтобы его повидать… А уж как провожали его туда – это было нечто! Он так рыдал, слезы лил, так не хотел от нас отрываться – просто трагедия. Хотя рос энергичным, подвижным, хулиганистым, звонким, веселым, с характером… А перед отъездом его как подменили: два часа ходил, держа его за руку, а парень рыдал без умолку: «Не хочу ехать! Хочу к папе с мамой!» – и все тут. Это было просто какое-то испытание…  – Когда вы почувствовали, что сын стал взрослым?  – После того, как у него родилась Полина.  – А когда женился?  – О, нет, тогда они с Алиной (жена Александра Лазарева-младшего. – Авт.) были еще совсем детьми! (Смеется.) Мы, кстати, со Светой тоже в 22 поженились…  – Бывали ситуации, когда Александр проявлял себя более старшим, чем вы?  – Да, и неоднократно. Я все чаще замечаю за собой, что ищу у него поддержки и помощи. Помню, как однажды я и мой двоюродный брат Сережа Тарасов пошли с моим отцом в лес за грибами. Папа был невысокого роста, и мы возвышались над ним, как два гренадера. И он сказал, глядя на нас: «Я теперь ничего не боюсь – у меня такая надежная защита и поддержка!» Вот и я сейчас стою рядом с сыном и думаю примерно так же…  – Вы с ним разве не одного роста?  – Не-ет! Я пока еще на один сантиметр выше! (Смеется.)  – Женившись, сын сразу же выпорхнул из гнезда?  – Нет, мы какое-то время жили вместе. Но постепенно пришли к выводу, что это не нужно.  – О чем вы мечтаете?  – Сына хотел бы увидеть на Каннской лестнице, а внучку Полину – на миланской сцене. Она у нас музыкально одаренная девочка. Шурка, между прочим, выступал на сцене «Ла Скала» еще будучи молодым актером. С подачи Зураба Соткилавы его пригласили участвовать в прокофьевской оратории для оркестра, солистов и чтеца «Иван Грозный».  – Общее хобби у вас сыном есть?  – Рыбалка. Для меня счастье посидеть с удочкой рядом с сыном. Он вообще это дело очень любит. Думаю, только за этим занятием он не скучает по дому. Другие выезды для него – мука. Он по характеру очень семейный человек.  – Вам хочется сделать с сыном какой-нибудь совместный творческий проект?  – Сейчас уже не хочется – трудно, устал. Я ведь завершил 46-й сезон в театре! Столько всего переиграно… А вообще мы с Шурой даже репетировали у нас, в Театре им. Маяковского, пьесу «Жизнь в театре». Молодой актер и старый, один завершает карьеру, другой начинает. Сидят в одной гримерке и разговаривают… Замечательная пьеса. Но из-за занятости обоих так и не смогли этот проект существить.  Александр Лазарев-младший: – Вы настолько похожи на отца, что вполне могли бы в случае необходимости подменить его в какой-нибудь роли. Готовы к такому шагу?  – Наверное, нет. Хотя отец очень хочет, чтобы я сыграл одну его роль, но я против. Его роли – это его роли.  – Фамилия вам когда-нибудь мешала?  – Сама по себе фамилия мешать не может. Мешают люди, которые ставят фамилию во главу угла и начинают сравнивать нас с отцом, применять штампы, типа «яблоко от яблони…» или «на детях природа отдыхает…». На юношеские мозги это очень сильно давит.  – Почему вы пошли работать именно в «Ленком», а не в Театр им. Маяковского, в котором выросли?  – Невозможно втроем работать в одном театре. Любой сбой в моей работе, я уж не говорю про неудачу, будет больно ранить родителей. Мне совершенно не хотелось подставлять их под удар и подставляться самому. Да, в «Маяковке» я воспитывался и видел абсолютно все, что ставил Гончаров. А «Ленком» всегда очень любил. Спектакль «Звезда и смерть Хоакина Мурьетты» в свое время меня просто потряс. И вообще творческая волна Захарова с его современной энергетикой совпадала с моими музыкальными влечениями. Мне не хватало именно такого сумасшедшего драйва, которым пропитаны все захаровские постановки.  – Александр Сергеевич суровый критик?  – Нет, абсолютно. Мне кажется, что родители относятся ко мне не очень объективно. Впрочем, были моменты, когда они меня критиковали. В институте, помню, мама разнесла мою работу в пух и прах…  – В детстве отец был с вами строг?  – Ну да! Сейчас, конечно, мы смеемся с ним над многими ситуациями. Но тогда мне было безумно обидно. В то время, кода мы жили за «железным занавесом», вдруг в Москву с единственным концертом приехала группа Boney M. Тогда все по ней с ума сходили. Понятно, что попасть на концерт было невозможно, но его должны были показать по телевизору. Правда, поздно ночью в будний день. Помню, только я уселся перед экраном, как отец строгим голосом заявил: «Спать!» Я попытался сопротивляться, но он стоял на своем: «Тебе завтра в школу!» И я лег. Потом потихоньку выполз из комнаты и уселся позади родителей, которые увлеченно следили за происходящим на экране. Но меня вскоре обнаружили… На следующий день в школе весь класс оживленно обсуждал шоу, а я лишь очумело хлопал глазами… Потом были проблемы из-за каких-то вещей, которые меня заставляли носить, а я ужасно сопротивлялся. Конфликтовал с родителями страшно, но все равно приходилось делать так, как они требовали.  – Так у вас было счастливое детство?  – Да, конечно! Абсолютно счастливое. Я ненавидел от родителей уезжать и не хотел принимать то, что делалось мне во благо.  – Кто вами больше занимался – мама или папа?  – Занимались, думаю, в равной степени. Уроки я не делал вообще. Вернее, выполнял их класса до четвертого. Точные науки очень быстро запустил, перестал в них что бы то ни было понимать и вообще забросил. Но я с удовольствием занимался литературой, на первых порах зоологией и на первом уроке астрономией. Тем не менее, во многом благодаря учителям, которые понимали, что я стану актером, мне удалось получить аттестат с одной тройкой.  – Вы уже в детстве знали, что пойдете в актерскую профессию или были другие желания?  – Да, были: в детстве и юности мне больше всего хотелось играть в футбол, хоккей, бегать с друзьями на улице… И года три я целенаправленно занимался в ЦСКА баскетболом. Но спорт не увлек меня из-за своей монотонности.  – У вас с отцом не очень много совместных работ…  – Да, немного. Мы вместе снимались в картине Цуцульковского «Село Степанчиково и его обитатели», в «Бременских музыкантах» Александра Абдулова… Ну, а поскольку сейчас многие предлагают сделать на семейной работе пиаровский акцент, мне в таких проектах участвовать уже не хочется.  – Отец сказал, что у вас есть общее хобби – рыбалка…  – Ну, он не такой фанатичный рыбак, как я. Безумно люблю сам процесс, могу весь день просидеть с удочкой. А отец через 2–3 часа заскучает… Его хобби – коллекционирование значков, марок…  – Главное, чему научил вас отец?  – Да всему! Родители да Господь Бог – наши главные учителя. Все, что во мне есть хорошего, – от них…